ЗОНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА ИЛИ ДОНОСЫ ПО-УЛЬЯНОВСКИ

Л.А. Дягилева

Если до революции население России делилось на бедных и богатых, на помещиков и крестьян, во время революции – на красных и белых, то уже в 30-х годах население страны разделилось на стукачей и доносчиков и на их жертв. Об этом знали, пересказывали друг другу, но, пожалуй, и все. Ничем не увенчались попытки правозащитников времен «оттепели» и «перестройки», призывавших расставить в этом чисто русском явлении точки над «i».

Свое слово об этом явлении сказал журналист, публицист, писатель «Новой газеты» Юрий Щекочихин. Его книга «Рабы ГБ» – исследование этого «страшного эксперимента ХХ века». На его призыв поделиться своими взаимоотношениями с органами ГПУ-НКВД-КГБ откликнулись. Рассказывали устно, писали письма. Получилась потрясающая по силе воздействия история предательства.

Не все понимали, что стучать, доносить – мерзко. Многие искренне считали, что помогают органам выявлять врагов, шпионов, инакомыслящих. В большинстве своем негласные помощники занимались видимостью своей деятельности. Когда осенью 1991 года были рассекречены некоторые фонды КГБ, то читавшие донесения секретных агентов испытывали не только негодование и ужас, но и смех. «Господи! Чем они занимались! Чем только они не занимались!», – писал Щекочихин. «Оправдывало» любителей доносительства разве что наличие присущей всему советскому строю методов планирования и отчетности. Пока пишешь эти планы и отчеты – более-менее востребован.

Так же – по планам и с отчетами – работали и ульяновские ОГПУшники. (с 1934 г. – НКВД ). За последние годы – начиная с 2009 года – в Государственном архиве новейшей истории Ульяновской области (ГАНИ) было рассекречено несколько тысяч документов, созданных структурами КПСС. По правилам, документы рассекречиваются по истечении 30-летнего срока засекречивания. Последнее заседание межведомственной комиссии по рассекречиванию состоялось в ноябре 2015 года. Специалисты архивов и Министерства искусства и культурной политики Ульяновской области справедливо заметили, что большинство документов было засекречено необоснованно. Комиссия подтвердила право граждан пользоваться этими документами на равных основаниях. Я не замедлила воспользоваться этим правом. За последние полгода познакомилась с рядом документов фонда № 13 (Ульяновский Горком ВКПб) за 1932 и 1933 годы. Известно, что в Горком стекалась информация о работе всех структур и ведомств. В том числе – и из ОГПУ. В те годы еще не было «прослушек», потому чуть ли не всю информацию о настроении населения получали от информаторов, чаще называемых в России стукачами и доносчиками. Получаемые сведения собирались по темам. Например, что «думает» народ о проблемах с продовольствием, как оценивает международное положение, что говорят о колхозах, как относятся к займам и т. д.

Думаю, что, читая эти донесения, секретари Горкома узнавали много полезного. Вот только выводы делали неправильные. Из сводок, попавших в Горком, можно создать перечень ульяновцев, которые, несмотря на мощную агитационно-пропагандистскую работу, на льющиеся со страниц газет заверения, что «все у нас хорошо», не разучились думать и, главное, озвучивать свои мысли, называть вещи своими именами. «Знал бы, где упасть – соломку бы подстелил», гласит русская пословица. Знали бы авторы попавших в сводки ГПУ высказываний, что каждый третий в стране – стукачок и доносчик, вряд ли стали бы раскрывать душу. Увы, русские люди чаще открыты и доверчивы... Вырвалось – высказался и не скоро еще узнает, что он – уже на заметке, на «крючке» у всесильных органов.

Эти «крючочки» – под каждым высказыванием. После изложения доноса следует пометка сотрудника ОГПУ, что им предпринято (выделяю полужирным шрифтом).

Предлагаю познакомиться с некоторыми доносами. Они сильнее самых тщательно выверенных учебников истории, красноречивее газетных заголовков о том, что тогда, в начале 30-х нашим родителям, дедушкам и бабушкам «жить стало лучше, жить стало веселее». Я оставляю фамилии тех, кого назвали. Возможно, что кто-то из них прожил долгую жизнь. Хотя вряд ли … Скорее всего, именно эти сводки, донесения послужили источником для массовых арестов, когда стране понадобилась бесплатная рабсила, когда на каждый город, район, село был «спущен» самый отвратительный по человеческим меркам план – план по арестам. Кого же и арестовывать, как не «болтунов», тех, кто, оказывается, не то что не верит постановлениям партии и правительства и газетным лозунгам, но еще и осмеливается думать и размышлять. Грустно, но, скорее всего все упомянутые в сводках и донесениях ульяновцы пополнили ряды ГУЛАГа.

Донесения раскрывают истинное настроение народа. А еще они корректируют историю, ту, которую нам преподавали... Например, я знала, что в 30-е годы был голод в Украине, но, оказывается, голодали и в хлеборобном Поволжье. Оказывается, были люди, кто если и не мечтал, то надеялся на войну: не из желания погубить свою страну, просто думали, а вдруг в связи с этим что-то изменится.

 О ГОЛОДЕ

На ст. Ульяновск 1 кладовщик Строительного отдела завода Серебряков среди рабочих говорил: «Посмотрите, что творится на пристанях, сколько с парохода сходит голодных людей, некоторые прямо на пристани умирают и все это происходит в хлебородной богатой стране. Что вы думаете, это и нас ожидает».

 За Серебряковым установлено дальнейшее наблюдение. выявляется его соцполитфизиономия[1].

Рабочий Строительного отдела маляр Дубов среди рабочих говорил: «Наши правители сделали искусственный голод для умерщвления человечества, сотни тысяч умирающих с голода и Сталин не видит этого, а парторганиазации молчат... В Саратове в течение 2 мес. умерло с голоду 5000 человек, вот до чего довели страну».

 В подработку на Дубова.

Рабочий Строительного отдела Максимов в присутствии Махнакова и Андреева говорил: «Рабочие заграницы устраивают манифестацию в честь 1 мая, вот, дураки, не живется им хорошо, неужели они хотят такой же свободы как у нас.

За Максимовым установлено дальнейшее наблюдение .

Шлифовщик 1 отдела завода № 3 Филатов в обеденный перерыв в группе рабочих говорил: «Эх, ребята, какая голодовка пришла, сколько сюда понаехали с Саратова и рассказывают, что там мрет народ, исходит…».

Слесарь Механической мастерской Пухов возвращаясь домой с завода говорил среди рабочих: «Вот жизнь, пришлось мне видеть, как с ташкентского поезда снимали мертвецов, померли в дороге от голода, везде творится ужас. Недаром Англия отказалась от нашего хлеба, наверное, видят, как у нас тут подыхают с голоду. У них нашего хлеба завались, даже сжигают излишки…»

Пухова взять в разработку .

Рабочий Соколов в группе рабочих говорил: «Вот у нас сокращают рабочих, а почему не дают пайки сокращенным, ведь у них семьи».

За Соколовым установлено наблюдение…

Слесарь ремонтного цеха Щербаков в среде рабочих говорил: «До чего докатились, стали снижать расценки… В марте зарабатывал 220 руб. в апреле – 150… 15 лет живем, и ничего не улучшается… Зам техн директора говорит, что расценки снижены по всему Союзу, не нами установлены, а ВЦСПС ничего не признает…».

За Щербаковым установлено дальнейшее наблюдение, выявляется его соц-политфизиономия в связи с антисоциальным (далее: а\с) элементом.

Рабочий мехмастерской Павел Александрович Калачев после лекции на тему о текущей политике говорил: «Много говорят о том, какие трудности переживают рабочие в империалистических странах, а про своих рабочих никто не скажет, что они тоже голодают, несут безработицу, их сокращают с завода, а те, кто работает, еле ноги таскают «. …

По всем помещенным выше антипартийным советским разговорам и антисоциальных проявлений со стороны неустойчивых элементов из числа рабочих наряду с углублениями их агентурной проработки информируется Горком ВКПб на предмет соответствующих мер по линии усиления политико-массовой работы среди рабочих.

Студент Махов Федор говорил: «Пятилетка – это сплошная голодовка, таких пятилеток будет еще много. Я не пойду ни на какие субботники и воскресники, пока меня не накормят, голодные люди работать не могут».

Махов выбыл в Старокулаткинский р-н, куда направляется материал для дальнейшей проработки.

В общежитии студент говорил: «Мы сегодня весь суп вылили, п. ч. он был с червяками. Вспомнили, что тоже было на броненосце «Потемкин». И что после этого вышла революция. И нам надо революцию устроить». Филиппова Клавдия сказала: «Я уже давно сижу только на хлебе, не могу есть такую пакость».

Дано задание установить фамилию студента, начавшего разговор.

После доклада о безработице за рубежом студенты Коротков, Волынцев и Игнатьев стали выкрикивать, что при безработице там наверное лучше живут… и они не едят бурду, как мы…

За Коротковым, Волынцевым и Игнатьевым установлено дальнейшее наблюдение.

Студентка индустриально-педагогического техникума Курбакова с одним студентом, личность которого, не установлена, ведут такой разговор: «Да, с вокзалов вытаскивают помаленьку, я был в Самаре и с вокзала вытащили двоих, с голода сдохли. Говорят, много людей с голоду дохнут, сколько я проехал, кругом на вокзалах сидят все в лохмотьях босые и как собаки голодные». Другой собеседник: «Я вчера ходил к своим знакомым, носил стирать белье. Глава семьи служит сторожем, за 3 мес. не получал денег, и сейчас лежит третью неделю голодный, весь высох, худой, ослаб. В квартире холодно, дров принести не может, а жена поступила в детсад, и там с ребятами кое-как кормится. Что делается – не знаю, с голода все передохнем,

При этом разговоре присутствовал студент Смирнов Всеволод. Фамилии разговаривающих будут сообщены дополнительно.

Чернышов говорил: «Комиссия по распределению стипендии не подумала, что, снижая мне стипендию, они способствуют понижению моего развития, особенно если принять во внимание питание студентов. Одна гнилая капуста, даже сердце уже заболело».

Чернышов на всем протяжении – а\с личность. За ним установлено наблюдение.

Студент техникума Благов Михаил говорил: «Мужик так свою скотину не морит, как нас морят». Студент Бардунов, возвращаясь из столовой, говорит: «Силос проклятый всех уморит, скоро совсем ноги таскать не сможем».

Студент того же техникума Лучнев говорит: «Нигде ничего нет, хотя все говорят, что все перевыполняют, а на самом деле ни обуви, ни хлеба, ни мяса».

За указанными лицами установлено дальнейшее наблюдение.

.. Потапов добавил: В селах у мужиков последний хлеб отбирают, а на станции этот хлеб не берегут, в ящиках на вокзалах гниет. На станции Охотничьей такое видал – кругом одно вредительство.[2]

Наступили времена хуже крепостных.  На постоялом дворе по Голубковскому порядку сын держателя двора Николай Назаров в присутствии приезжих говорил: что в селе Уржумском у крестьян отбирают хлеб и гонят убирать картошку…Говорят из Литвы приезжали мужики привозили сюда свиней. Говорили, что у них русский хлеб ни почем. Завалили их русским хлебом. А здесь в России хлеба нету.[3]

О КОЛХОЗАХ

30 ноября 1932 кулак Осипов П.Ф. кулаку Еремину в присутствии другого неизвестного гр-на говорил: «На кой черт вы выдали хлеб государству, а теперь голодуете…». Неизвестный сказал: «Да, крестьяне уже голодуют, в эту зиму все подохнут от голода».[4]

Курсант училища летного Баринов Александр Дмитриевич, колхозник, был в РККА мотористом, политически развит, критиковал сообщения в печати, при читке местной газеты. 17 августа в присутствии курсантов, Монахова Алексея Николаевича, чл. ВКПб, из крестьян, и Мазанова Емельяна Петровича, канд. ВКПб, из крестьян, говорил: «Не верю в возможность стать зажиточными колхозниками – 20 кг за трудодень, никогда этого не может быть, чтобы колхозник получал хотя бы – 746 пуд хлеба и 4000 руб. денег, так во всех колхозах. Курсант Хлопков подтвердил, что ему «пишут, что в колхозе все вспухли от голода, работать никто не хочет и все бегут из колхоза».

15 августа с.г. на аэродроме техники: Усовский, Сергей Ефстифеевич, б\п, из крестьян, Фомин Владимир Сергеевич, чл. ВЛКСМ, из рабочих, физрук Аникин, б\п, стояли в комендатуре. Усовский с возмущением показывал местную газету, на передовице которой освещен суд над тетюшскими кулаками, по хлебосдаче, к этому сказал: «Для чего это насилие, может, у людей хлеба нет, может, они сами голодают, а их принуждают – давай и все». Усовский смял газету и ушел.

Курсант-техник Трубников Николай Силантьевич, чл. ВЛКСМ, рабочий, в разговоре с курсантом Зайцевым, чл. ВЛКСМ, из рабочих, высказал свое недовольство политикой партии по хлебосдаче, заявляя: «Если бы в настоящий момент не торопился бы со хлебосдачей, то колхозники повезли бы хлеб на базар и хлеб стал бы дешевле, а то у меня семья с голода сдыхает, да сейчас сотни таких семейств с голода дохнут». На что Зайцев согласился. Колхозники получают хлеб в обрез и на базар уже не вывезут, а паек 800 гр., значит, рабочий, сдыхай с голоду, вот она коллективизация». Студент Филатов говорил: «У нас в районе колхозники голодают, ходят по миру и просят милостыню. Бегут от голода на заработки в город, весной в деревнях некому будет работать, в результате чего на 32-33 годы мы останемся голодными».

Филатов взят в разработку.

Иракшина задает вопрос: «Почему в некоторых колхозах колхозники ходят и просят милостыню, жители им отказывают, бросая упрек, что что они не работают в колхозе. Колхозники отвечали, что у них не хватает хлеба. Дело поставлено плохо, лошади и другой скот дохнут».

За Иракшиной установлено наблюдение.

Часто упоминается фамилия Кузнецова. Почти как Ивановы, Петровы, Сидоровы. « В связи с урезкой хлебного пайка с 600 граммов до 400 ученица ФЗО Кузнецова дважды пыталась отравиться. В поликлинике она говорила, что пыталась отравиться из-за голода: «Нам, ученикам, дают по 400 грамм, мы голодуем, у нас нет сил учиться и таскать ноги». Кроме того, Кузнецова в бесчувственном состоянии упала на Гончаровской улице, что явилось результатом сильного истощения ее организма.

 К сведению, информировать Горком ВКПб.

Пересказываю последний эпизод – с Кузнецовой на Гончаровской улице – своей приятельнице, уже пенсионерке Александре Кузнецовой. Она вспоминает, что как-то отец водил ее в дома, находящиеся в начале улицы Гончарова, там жили их родные – Кузнецовы. Интересно, как сложилась судьба девочки, которая ничего не говорила, никого не критиковала, а в сводку попала только потому, что то падала от голода, то пыталась отравиться. Возможно, она выжила и даже не была арестована. Вряд ли ее включили в страшные списки для выполнения плана. Разве что на нее – по какому-нибудь незначительному поводу – донесла соседка…

О ВЕРЕ

О праздновании Рождества рабочими заводов и строителями Ульяновска на 10 января 1932 года. Проведение антирождественской кампании Союзом Воинствующих Безбожников и низовыми парторганизациями не чувствовалось. Вся работа в этой области ограничилась 5-мин выступлениями на собраниях, где присутствовало недостаточное кол-во рабочих и служащих…[5]

Лимасов Михаил, токарь из мех. мастерской разговаривал с рабочим мехмастерской Веховым по дороге на поезд. Заявил, что он совершенно неверующий, и брат его неверующий, и отец в церковь не ходит, но праздновать Рождество он не прочь, мать всегда в церковь ходит…. Молодежь, с которой ему приходится общаться, к религиозным праздникам относится отрицательно, и, если замечают кого-то, то высмеивают.[6]

Некрасов Н. В. (бывший помещик) приводит высказывание Луначарского: «Мы не верили в бога, п. ч. его не видели». Присутствовавший при том врач-хирург сказал: «Я видел много и мертвых и живых людей и ни разу не видел ума. Что же, значит, и ума ни у кого нет». Анекдот вызвал смех.[7]

О ВОЙНЕ

Настроение в связи с происходящими японо-китайскими событиями

Слух: в Ульяновск везут 3000 раненых с китайского фронта\ в новом паровозном депо Костя Старостин говорит монтеру Потапову: «Ну что, скоро война. Все равно где подыхать, что здесь, что на войне. В колхозах и совхозах колхозники чистого хлеба не видят: с примесью свеклы, желудей…В голодные дни знали, что хлеб не уродился, а сейчас –что… А сейчас и хлеб есть, а голод искусственно создают».[8]

В течение всего дня Костя Старостин весь день надсмехался над Советской властью, А откуда взялся этот самый Сталин?! Туды его перетуды ….Костю Старостина поддерживал Колесников…

20 февраля работница Госзавода № 3 Русина говорила, что ходила к знакомым в Часовню, а там говорили: если случится война или забастовка, тогда держись, мы за все отомстим, мы покажем, как над нами издеваться, особенно бывшим комиссарам... Например, Королев – мерзавец, все зерно выметал из сусеков, не щадил детей. Да и много таких комиссаров, которые и сейчас так работают, дома себе понастроили. …Мы им отомстим, скорее бы пришли такие времена…

В вагоне утреннего поезда группа рабочих из 4 человек: Филимонов, Головцев и Потапов, 4-ый неизвестный. Вели разговор о войне в Японии с Китаем. Говорили, если будет война. на колхозников надежды нет: т. к. они заморены голодом. Головцев говорит, что и на рабочего надежды мало.

8 февраля слесарь госзавода № 3 Храмов говорил работнице Усовой: В «Правде» пишут, что капиталисты намереваются на нас обрушиться, да лучше так, чем как сейчас: ведь ни есть, ни пить стало нечего. Вредительство какое-то идет: ни себе, ни людям.

О ЗАЙМАХ

Алеев – мастер автоматной мастерской завода № 3: «Скоро ли все это кончится? Не успеешь один займ выплатить, как уже другой начинают собирать…..Надо бы бросить это дело, что-то плохо мы богатеем…»[9] .

Кузнецов из механической мастерской: «Дерут с рабочих последнюю шкуру. На собраниях за займ руки поднимают 3-4 чел, а пишут, что единогласно. …Все равно, сколько собаку хлебом не корми, все равно будет мало...»

Соколова получает зарплату 80 руб. Подписалась на займ 30 руб., а второй раз отказалась, сказала: «Насколько я Советскую власть признаю, настолько уже подписалась...».

Березин – токарь мастерской: «Пускай подписывается тот, кто хорошо питается, а я в столовую приду, там тухлая капуста … Дураков теперь нет: государству помогать, а самому сидеть голодным».

Васильев – слесарь инструментальной мастерской: «Обирают нас как собак. Какая польза от этих займов? В прошлом году подписывался, а в результате дохнем с голоду.. . Прежде Россия была самой богатой страной, а теперь что стало: скот обобществили и он там передох, черт знает куда что подевалось». Его предупреждали: «Не надо говорить такие вещи, а то попадешь в ГПУ». «Ничего, – ответил Васильев, – я знаю, с кем говорю…»

ДОНОСЫ – О СТИХАХ

 Иногда в сводках оказываются стихи. На первый взгляд – безобидные, одно из них – обращение к студенту:

«Отчего на лице твоем скука.

Отчего на лице твоем грусть,

Отчего на душе твоей мука,

Отчего, ну, раскайся, мой друг».

Казалось бы, что тут такого: у молодого человека – депрессия. Такое бывает. А вот заканчиваются эти стихи призывом «всадить нож в спину партийца-жида». Автор стихов, докладывают уполномоченные ОГПУ, неизвестен. Стихи обнаружил после занятий в учебнике студент Ульяновского дорожного техникума Карташов.

Еще одно стихотворение попало в поле зрения пронырливых информаторов. Они и автора знают. Стихотворение «На пути» написала студентка Ульяновского Рабфака, в прошлом детдомовка, инвалид Марфина. Сотрудникам ОГПУ удалось «разговорить» Марфину. Она не стала скрывать, что сочинила стихотворение под впечатлением переживаемых в городе продовольственных затруднений, например, того, что «по улицам города ходят голодные дети и просят кусок хлеба или денег на хлеб». В этом же показании – излагают сотрудники ОГПУ – она заявила: что на написание стихов ее подтолкнуло выступление студента Карпова, который заявил, что народ в СССР стонет от голода и каждый день тысячами умирают люди. «Марфина нами освобождена», – сообщают чекисты.[10]

Ей повезло. А вот интересно, кто доставил ее стихи в ОГПУ. Обнаружил, прочел и что же: сразу бежать доносить? А для чего? Как бы пожаловаться? Или защитить? Кого? От кого?

Жаль, что в сводках ОГПУ не было имен тех, кто доносил... Скорее всего, их можно найти в архивах ОГПУ-НКВД-КГБ-ФСБ... Каждый сотрудник ОГПУ-НКВД должен был вербовать новых агентов. Выбрать из толпы и превратить их в стукачей... Знакомство с донесениями по Ульяновску подтверждает это. Сидели (или шли, или ждали в очереди) трое-четверо. Наутро их разговор был записан старательным уполномоченным ОГПУ. Один из них – ставший винтиком гнусной государственной машины – тупо выполнил требуемое. Возможно, по принципу: «Чур меня...». Наверное, ему хотелось угодить уполномоченному: жаль его, ведь ему надо о чем-то отчитаться: «А, может быть, вот это подойдет?». Они оба– понимают друг друга. Ничего, что написанное – полная липа. Главное – поставить лишнюю галочку. Мы все говорим о ГУЛАГе – как о сети лагерей, зоне, куда переселялись все те, кого хотя бы однажды назвали стукачи и доносчики. Но есть еще одна зона – зона в душах тех, кто по доброй воле или под угрозами вошел в нее. Это зона предательства.