Пополнение в нашей электронной библиотеке! Сергей Николаевич Серягин писатель, краевед и исследователь разрешил разместить в свободном доступе тексты некоторых своих статей

ЗОНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА ИЛИ ДОНОСЫ ПО-УЛЬЯНОВСКИ

Л.А. Дягилева

Если до революции население России делилось на бедных и богатых, на помещиков и крестьян, во время революции – на красных и белых, то уже в 30-х годах население страны разделилось на стукачей и доносчиков и на их жертв. Об этом знали, пересказывали друг другу, но, пожалуй, и все. Ничем не увенчались попытки правозащитников времен «оттепели» и «перестройки», призывавших расставить в этом чисто русском явлении точки над «i».

Свое слово об этом явлении сказал журналист, публицист, писатель «Новой газеты» Юрий Щекочихин. Его книга «Рабы ГБ» – исследование этого «страшного эксперимента ХХ века». На его призыв поделиться своими взаимоотношениями с органами ГПУ-НКВД-КГБ откликнулись. Рассказывали устно, писали письма. Получилась потрясающая по силе воздействия история предательства.

Не все понимали, что стучать, доносить – мерзко. Многие искренне считали, что помогают органам выявлять врагов, шпионов, инакомыслящих. В большинстве своем негласные помощники занимались видимостью своей деятельности. Когда осенью 1991 года были рассекречены некоторые фонды КГБ, то читавшие донесения секретных агентов испытывали не только негодование и ужас, но и смех. «Господи! Чем они занимались! Чем только они не занимались!», – писал Щекочихин. «Оправдывало» любителей доносительства разве что наличие присущей всему советскому строю методов планирования и отчетности. Пока пишешь эти планы и отчеты – более-менее востребован.

Так же – по планам и с отчетами – работали и ульяновские ОГПУшники. (с 1934 г. – НКВД ). За последние годы – начиная с 2009 года – в Государственном архиве новейшей истории Ульяновской области (ГАНИ) было рассекречено несколько тысяч документов, созданных структурами КПСС. По правилам, документы рассекречиваются по истечении 30-летнего срока засекречивания. Последнее заседание межведомственной комиссии по рассекречиванию состоялось в ноябре 2015 года. Специалисты архивов и Министерства искусства и культурной политики Ульяновской области справедливо заметили, что большинство документов было засекречено необоснованно. Комиссия подтвердила право граждан пользоваться этими документами на равных основаниях. Я не замедлила воспользоваться этим правом. За последние полгода познакомилась с рядом документов фонда № 13 (Ульяновский Горком ВКПб) за 1932 и 1933 годы. Известно, что в Горком стекалась информация о работе всех структур и ведомств. В том числе – и из ОГПУ. В те годы еще не было «прослушек», потому чуть ли не всю информацию о настроении населения получали от информаторов, чаще называемых в России стукачами и доносчиками. Получаемые сведения собирались по темам. Например, что «думает» народ о проблемах с продовольствием, как оценивает международное положение, что говорят о колхозах, как относятся к займам и т. д.

Симбирские пожертвования на памятник Екатерине II в Симферополе

Крым снова празднует своё возвращение в состав России, и на историческое место возвращается памятник, снесённый в 1920-х (установлен 25 июня, открыт 19 августа 2016 г.). Гордо взирает на землю Тавриды со своего постамента Екатерина Великая, одной рукой со скипетром она придерживает развёрнутую карту Крыма, другую простирает над основанным ей Симферополем. У подножия о чём-то беседуют светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин-Таврический и полководец Василий Михайлович Долгоруков-Крымский. Скромным эскортом по бокам постамента стоят бюсты Александра Васильевича Суворова и дипломата «отведшего войну» Якова Ивановича Булгакова. Всё согласно проекту профессора-скульптора Николая Акимовича Лаврецкого, 1882 года. И мало кто знает, что в создании, точнее в возведении того, дореволюционного памятника, приняла скромное участие Симбирская губерния.

А.В.Суворов в воспоминаниях симбирян

Безусловно, столь выдающаяся личность как А.В.Суворов не может не привлекать внимания, поэтому вполне естественно обилие его биографий, в том числе, воспоминаний. Некоторый вклад в развитие мемуаристики был внесен симбирянами. Свои воспоминания о встречах с великим полководцем оставили П.Н.Ивашев, А.А.Столыпин и Д.В.Давыдов. Какие черты захотели подчеркнуть эти выдающиеся авторы, на что акцентировать внимание и что можно сказать о них самих, исходя из их историй, будет рассмотрено в настоящей работе.

О чем рассказал герб?

Если фасады московских особняков пестрят гербами, повествующими о геройских подвигах их владельцев, то в Симбирске такового не обнаружено. Почему? У нас не было дворянства? Отнюдь, Симбирская губерния принадлежала к наиболее «дворянским» территориям империи! Дворянство делилось на разряды в зависимости от способов вхождения в сословие. Наиболее престижными были 1-й (жалованное) и 6-й (древние благородные дворы). В 1900 г. к ним принадлежало 321 и 287 родов, что составляло 62,8% всех симбирских дворянских семейств. Тогда, наверное, у нас не осталось дворянских усадеб – какие не сгорели в страшном пожаре 1864 г. были подчищены страной Советов? Да тоже не совсем. Вот, например, особняк А.Ермолова, он чудом уцелел в огне и некоторое время служил дворянским собранием.

Гоголь и симбиряне

Гоголь никогда не был в Симбирске, но очень хотел побывать, даже брал подорожную. Повышению его заинтересованности способствовали рассказы знакомых-симбирян, окружавших Гоголя с момента его приезда в Петербург и до самой смерти. Кто-то из них оставил воспоминания, кто-то оказал серьезное влияние на самого писателя, безусловно, большинство из них заслуживает внимания, своеобразной мозаикой дополняя портрет великого современника. Сразу оговорюсь, понятие «симбиряне» условно, в частности, уроженец Башкирии С.Т.Аксаков имел здесь владения и, наоборот, большинство «коренных» симбирян спешили съехать в Петербург или Москву, на малой родине бывая лишь наездами.

Указатель литературы, посвященный 250-летию со дня рождения Н.М.Карамзина

Научное наследие Д.А.Валуева

Д.А.Валуев

Смерть Д.А.Валуева в ноябре 1845 года не была для всех неожиданной, но, бесспорно, преждевременной, большинство его проектов так и остались незавершенными. А их было немало: Бывало как часто я с ним спорил, упрекая его в медленности и запутанности в изда­ниях, я никак не мог понять, отчего он не кончает ни одного тома, а начинает пять-шесть вдруг. Теперь это понятно. Таким образом он оставлял свою деятельность и после себя.[1] Трудно исчислить все тру­ды, им самим и другими по его побуждению предпринятые. О многих еще нельзя говорить, ибо тайну их он сам хранил свято до их будущего исполнения… хотя много он сделал, но еще более начал, завещал, указал другим, как делать.[2]Сложно перечислить все оставшиеся после его смерти материалы, однозначно можно сказать о предполагаемом продолжении «Синбирского сборника»: было собрано 24 исторических рукописи (списки Казанского летописца, сказание об Азовском сидении, разные акты, касающиеся устройства Симбирской черты и т.д.) и до 800 столбцов различных актов и грамот (купчие, закладные, духовные, челобитные, допросы и т.д.). Собранный материал предполагалось издать в нескольких томах, группируя их в пять разделов: исторический; юридический; бытовой; местный и бумаги, предоставленные А.И.Тургеневым. Опубликованный первый том заключал в себе лишь небольшую часть первого (исторического) раздела.

Н.М.Карамзин и Д.В.Давыдов

Безусловно, и Д.В.Давыдов, и Н.М.Карамзин знали о существовании друг друга, возможно, даже были знакомы лично: Прости еще, любезный друг, не забудь сказать моё почтение Николаю Михайловичу и Катерине Андреевне.[1] Познакомиться они могли в доме Ю.А.Нелединского-Мелецкого, куда Давыдов был вхож, как и другие молодые писатели[2]: если увидишь Юрия Александровича Нелединского, засвидетельствуй ему моё почтение так, как и Николаю Михайловичу.[3] В дальнейшем они могли видеться на заседаниях кружка «Арзамас»: по заочности были приняты два члена: Батюшков, и партизан-поэт Денис Васильевич Давыдов. Первый следующею осенью обрадовал нас своим приездом, последнего никогда мы меж себя не видали. Он находился в Москве: там вместе с Вяземским и Пушкиным составили они отделение Арзамаса, и заседания их посещали Карамзин и Дмитриев.[4]

Оцю Шкавабас[1]. Петр Иванович Панин в Симбирске

Первоначально Екатерина II не придавала особого значения Пугачёвскому восстанию, но после скоропостижной смерти А.И.Бибикова самозванец занял Казань, и перед императрицей встал нелегкий выбор главнокомандующего войсками для подавления восстания. Пётр Александрович Румянцев находился на Турецком фронте, тогда был предложена кандидатура 53-летнего героя Семилетней войны Петра Ивановича Панина. Вот что писала Екатерина Потёмкину: «увидишь, что граф Панин (Никита – С.С.) из братца своего изволит делать властителя, с беспредельной властью, в лучшей части империи. Что если я и подпишу, то… я сама не малейше не сбережена, но пред всем светом – первого враля и мне персонального оскорбителя, выше всех смертных в империи хвалю и возвышаю». Указом от 29.07.1774 г. Петру Ивановичу Панину была дана власть над губерниями: Нижегородской, Казанской и Оренбургской (он просил добавить и Московскую, которая осталась за князем Волконским).